Глава из книги «Авиаторы Магнитки: 85 лет в небе и на земле».

Воздушный бой

«Я - «Як»-истребитель, мотор мой
звенит, Небо - моя обитель…»

Леонид Васильевич Дёма – Герой Советского Союза, лётчик-истребитель, совершивший около пятисот боевых вылетов, сбивший семнадцать вражеских самолётов лично и пять - в группе (среди вражеских лётчиков были и асы), человек-легенда, почётный гражданин Магнитогорска, один из немногих, кто побывал на собственной могиле в местах боевых действий. О его боевой биографии много написано, но есть одна история, которую Леонид Васильевич рассказал только нам, пилотам гражданской авиации. Разговорить такого почётного человека на воспоминания было непросто. Беседа состоялась 9-го мая в помещении эскадрильи самолётов Ан-2. Нас, молодых пилотов, интересовали действия лётчиков-истребителей, но не в масштабах фронтов, дивизий и соединений, а конкретно в воздушных боях, ведь он провёл пятьдесят четыре воздушных боя! И вот, сидя за накрытым столом, мы услышали эту историю:

- Наступило время, когда немецкое господство в воздухе заканчивалось, аэродинамика, вооружённость, скорости советских самолётов не уступали немецким. Но главное, был набран опыт в стратегии и тактике ведения воздушного боя. И вот настал такой момент, когда я стал считать, что меня сбить невозможно! В этом убеждении я, конечно же, был не одинок. Многие лётчики-истребители так считали. Эта уверенность подкреплялась полученным боевым опытом, отличной техникой пилотирования и высоким чувством патриотизма, – начал свой рассказ Леонид Васильевич.

- Леонид Васильевич, как же так? Вы говорите, что вас невозможно было сбить, а всё-таки сбили. Как же это произошло? – задали мы свой вопрос.

- Как, как? «Рот разинул». Вот и сбили.

Как пилоты мы понимали, что такое «разинуть рот» в полётах вообще, и тем более в воздушном бою, в боевых действиях. И всё же было любопытно.

- А дело было так, – продолжал Леонид Васильевич. – Опыт опытом, а естественная убыль среди лётного состава была. Кого-то сбивали, кого-то списывали по инвалидности, поэтому регулярно из тыла, из лётных школ прибывало молодое пополнение лётчиков-истребителей. Вот и в этот раз к нам прибыла группа молодых лётчиков с Дальнего Востока. Привёл группу инструктор, которому было дано задание выполнить несколько полётов в условиях боевых действий, а если случится, то и поучаствовать в воздушном бою. А то ведь получалось, что он обучал молодых курсантов правилам ведения воздушного боя, а сам никогда в боях не участвовал. Командир полка вызвал меня и поставил задачу слетать в паре с капитаном и так сказать, дать ему провозку в боевых условиях. Я приказ понял, но сразу сказал, что полечу ведущим, а капитан - ведомым. Тот, конечно, возмутился: он старше по званию, и ему надо лететь ведущим. Но на фронте были несколько другие законы в отношении к тыловикам. И командир полка, учитывая опыт боевых вылетов, их особенность и опасность, подвел итог нашим разногласиям: «Капитан, или ты летишь ведомым, или совсем не полетишь». Это было правильное решение, так как отсутствие опыта могло закончиться плачевно для нас обоих.

Вылет состоялся на рассвете. Погода была солнечная, видимость прекрасная. Знаете, ведомый и ведущий - это очень слётанный тандем. Лётчики выполняли тренировочные полёты в паре, привыкали к манере выполнения фигур, особенностям осмотрительности, ведения боя и т. д. И лететь с новым ведомым, который прикрывает твой тыл, и от его действий часто зависит жизнь, было несколько опасно. Поэтому весь полёт я внимательно наблюдал за ведомым: как он держит дистанцию в строю, как реагирует на всевозможные эволюции, и вы знаете, по поводу выполнения полётов строем у меня к ведомому замечаний не было. Мы пролетели линию фронта, углубились во вражеский тыл, пронеслись над небольшим танковым 
соединением немцев. Вот тут-то и случилась с нами беда. Проконтролировав в который уже раз положение своего ведомого, я наконец-то внимательно произвёл круговой осмотр воздушного пространства. Увиденное повергло меня в шок. Нашу пару немцы взяли в «клещи»!

Что такое «клещи», мы представляли, но опасность их считали сильно преувеличенной.

- Клещи – это такое положение, когда пару ведут четыре самолёта. Два позади – сверху, слева и справа, два позади – снизу, слева и справа, – продолжал рассказчик. – И куда бы ты ни «дёрнулся», везде трассирующие снаряды. Я, конечно же, пытался что-то предпринять, но мой ведомый, увидев немцев, резко приблизился ко мне и летел буквально в сантиметрах от моего самолёта, того и гляди, отрубит хвост. Как я только ни показывал ему, чтобы он увеличил дистанцию и дал мне свободу маневра, ничего не получалось. А немцы, видя такое положение, всё поняли и повели нас на свой аэродром.

Леонид Васильевич какое-то время молча смотрел в пол, видимо, в очередной раз представлял и остро переживал ту ситуацию, потом тяжело вздохнул и предложил выпить за помин души своих однополчан. Мы молча поддержали предложение и приготовились слушать дальше.

- Ну что ж, летим мы в сторону немцев, – продолжал Леонид Васильевич, – а я, боясь упасть с обрубленным своим же ведомым хвостом, ничего не могу сделать. Естественно, долго это не могло продолжаться. Понимая безнадёжность своего положения, я решился на отчаянный шаг. Сначала разогнал свой самолёт до максимальной скорости, а потом, рискуя быть протараненным ведомым, резко убрал газ и выпустил щитки, надеясь, что резкое гашение скорости будет внезапным для немцев - вся четвёрка асов проскочит вперёд, и ситуация может резко поменяться. Но немцы, разгадав мой манёвр и заранее сбавив скорость, сохранили дистанцию и преимущество своего положения. И, что самое главное, мой ведомый летел за мной как приклеенный, винт его самолёта был в нескольких сантиметрах от моего хвостового оперения. Поняв всю безвыходность нашего положения, я решился на последний шаг. Разогнал самолёт и резко взял ручку на себя. Перегрузка была до потемнения в глазах. А когда перевернулся «на спину», увидел в прицеле одного немца и дал по нему очередь. Немец задымил. Но дело в том, что в верхней части петли самолёт «завис», и немец, что был ниже меня, поднял нос своего самолёта и «долбанул» по мне. Самолёт тряхнуло, я докрутил полубочку, немцы, не ожидая от меня такой наглости, проскочили, но не стали возвращаться (а может, у них закончились снаряды), и все четверо полетели дальше в свою сторону. Я оглянулся на ведомого и увидел, что он опять чётко держит дистанцию на положенном расстоянии. Мы благополучно пересекли линию фронта и уже подходили к своему аэродрому, как вдруг у меня из-под ног, в лицо ударило пламя. Дальше я не помню…

Леонид Васильевич опять задумался на некоторое время. Мы, потрясённые услышанным, тихо ждали окончания рассказа.

– Очнулся я в госпитале сильно обгоревшим - видимо, каким-то образом успел выброситься с парашютом, – на глазах у нашего героя появились слёзы. – Лежал в палате один, потому что практически гнил заживо, и запах был ужасный. До сих пор благодарен врачам, санитаркам и людям, которые поделились своей кожей, – слёзы появились и у нас тоже, – и всем тем, кто возился со мной, убирал за мной и поверил в моё выздоровление. Это только в книжках да в кино всё просто, легко и красиво, а на самом деле война - это страшно, мерзко, противно, грязно, и не дай вам Бог, ребята, всё это когда-нибудь увидеть и пережить.

Закончен рассказ всего об одном боевом вылете советского лётчика-истребителя. Какую же надо было иметь выдержку, мастерство, волю к победе, наконец, чтобы выходить победителем из таких нестандартных ситуаций! Слава и вечная память воинам-освободителям!

Леонида Васильевича сегодня уже нет в живых, но память о нём в сердцах его коллег, друзей, товарищей и учеников останется навсегда. Мы гордимся тем, что нам выдался случай соприкоснуться с легендой, тем, что из первых уст, а не из художественных произведений узнали, что такое война.

Борис Ильичёв